ИОАНН (Селецкий Григорий Гаврилович), игумен

1885, 25 января — родился в с. Митрофановка Александрийского уезда Херсонской губ. в семье священника Гавриила и матушки Олимпиады Селецких.

Окончил Елисаветградское духовное училище и поступил в Одесскую духовную семинарию. Впоследствии перешел в 6-й класс Орловской духовной семинарии и окончил ее.

Учился в Московском университете, затем в Геттингенском (по иным сведениям, в Цюрихском) университете на факультете философии.

1911 — по окончании университета вернулся в Москву и некоторое время служил в кооперации.

1914–1917 — служил в действующей армии в младшем офицерском чине.

1918 — после развала фронта выехал к умирающему отцу в с. Митрофановка.

Впоследствии проживал в г. Елисаветграде (в советское время Зиновьевск, ныне Кропивницкий).

1921 — епископом Елисаветградским Павлом (Колосовым) рукоположен во диакона, затем во иерея с обетом безбрачия.

Служил в г. Елисаветграде в соборе, затем был настоятелем Покровской церкви на Ковалевке.

1922 — арестован, вскоре освобожден.

1924, июль — по поручению елисаветградского духовенства ездил в Москву к св. Патриарху Тихону, затем вернулся на приход.

До 1926, 27 июля — настоятель Покровской церкви на Ковалевке.

1926 — проживал в г. Харькове без права выезда.

1927, май — на собрании духовенства назначен управляющим Зиновьевской (Елисаветградской) епископией в соответствии с пожеланием высланного епископа Онуфрия (Гагалюка).

1927, ноябрь — открыто выступил против Декларации митрополита Сергия (Страгородского). Впоследствии заявил о выходе из канонического ему подчинения.

1928, лето — присоединился к епископу Димитрию (Любимову) и был назначен им администратором Зиновьевского окр. Одесской епархии.

1929 — привлечен к следствию по подозрению в «контрреволюционной деятельности».

1931, 15 января — арестован и заключен в Харьковский ДОПР № 1.

Проходил по делу «раскрытой на Украине контрреволюционной организации церковников „Истинно-Православная Церковь“». Был одним из главных обвиняемых по этому делу наряду с епископом Старобельским Павлом (Кратировым), епископом Иоасафом (Поповым), игуменом Варсонофием (Юрченко).

1932, 2 января — постановлением Коллегии ОГПУ приговорен к 10 годам ИТЛ.

1932–1938 — в заключении в Темниковском ИТЛ, Медвежьегорском ИТЛ, Белбалтлаге (пос. Пяльма Пудожского р-на Карелии).

1938 — освобожден досрочно. Поселился в Харьковской обл. В том же году был арестован как «контрреволюционер-рецидивист» и заключен в тюрьму без следствия и срока.

1940 — освобожден неожиданно в первый день Пасхи.

После освобождения перешел на нелегальное положение. Пострижен в мантию схиархиепископом Антонием (Абашидзе) в г. Киеве.

1941–1943 — находился в оккупации в г. Полтаве.

1943, октябрь — вместе с епископом Полтавским Вениамином (Новицким) приехал в Почаевскую Лавру. Возведен в сан игумена епископом Вениамином (Новицким).

1944, май — поселился в г. Кременце.

Первое время жил в этом городе под подпиской о невыезде.

1971, 24 августа — скончался после тяжелой болезни.

Погребен на кладбище г. Кременца.

В период служения в Елисаветграде будущий игумен Иоанн, тогда еще протоиерей Григорий Селецкий, был членом епархиального совета и активно боролся с «живоцерковниками». Летом 1924 г. о. Григорий по поручению елисаветградского духовенства поехал в Москву к св. Патриарху Тихону и передал ему адрес, в котором выражалась тревога по поводу переговоров о примирении Патриарха с лидером «живоцерковников» В. Красницким. На этом адресе святитель Тихон 9 июля 1924 г. написал свою вошедшую в историю резолюцию за № 523: «Благодарю за выраженные чувства верности. Прошу верить, что я не пойду на соглашения и уступки, которые могли бы угрожать целости Православия. Если же переговоры с о. Красницким, особенно в газетной передаче о. Красницкого, вместо радости возбуждают тревогу, о чем свидетельствуют многочисленные заявления архипастырей, пастырей и мирян, то нахожу благовременным совершенно прекратить переговоры с о. Красницким о примирении и подписи на журнале от 8/21 мая 1924 г. об учреждении при мне ВЦУ считать недействительными. Патриарх Тихон». Когда о. Григорий пришел в приемную Патриарха за ответом, его встретил радостный митрополит Петр (Полянский): «Как вы хорошо придумали! Мы тут давно добиваемся от Святейшего, чтобы он прервал переговоры с Красницким, и все безрезультатно, Святейший медлит. А вы привезли свой адрес, и Святейший должен был дать свою резолюцию». Член епархиального совета при Патриархе Тихоне московский благочинный протоиерей Владимир Воробьев, у которого остановился в Москве о. Григорий, предлагал митрополиту Петру кандидатуру о. Григория Селецкого для рукоположения в сан епископа, но о. Григорий отказался. В 1926 г. по поручению собранных в Харькове епископов о. Григорий ездил к Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Сергию (Страгородскому) передать ему, что они «согласны только на декларацию „типа соловецкой“». К июльской Декларации 1927 г. протоиерей Григорий Селецкий отнесся отрицательно. Ее положения казались ему «неправильными, недостойными признания их за голос Церкви». Однако почти все духовенство Украины, в том числе большая часть епископов, Декларацию приняло. Отец Григорий писал: «Заподозрить их в недобросовестности, в недостойных компромиссах я не имел никаких оснований, и для меня совершенно непонятны и необъяснимы те мотивы, по которым они или принимали, или мирились с декларацией м[итрополита] Сергия. Все то, что они говорили мне в защиту своей точки зрения, казалось мне совершенно неубедительным. Но и то, что я был один или почти один, колебало мою уверенность в правоте моей точки зрения».

Для разрешения своих сомнений протоиерей Григорий Селецкий предпринял поездку к митрополиту Сергию в Москву. Но краткая беседа с Заместителем Патриаршего Местоблюстителя не удовлетворила его: по словам о. Григория, «...он говорил уклончиво и, на мой взгляд, неубедительно; говоря о недовольных его деятельностью, он, очевидно, делал намек на личную заинтересованность этих недовольных в вопросе возглавления им Русской Церкви...» В Москве о. Григорий встречался и беседовал с профессором А. С. Лосевым, протоиереями Сергием Мечевым и Владимиром Воробьевым. Большое значение для него имела беседа с М. А. Новоселовым, с которым впоследствии они постоянно переписывались. Летом 1928 г. о. Григорий вместе с протоиереем Николаем Виноградовым отвез письменное ходатайство духовенства Зиновьевской епископии епископу Димитрию (Любимову) с просьбой о принятии под его омофор. Владыка Димитрий согласился, но посоветовал в случае необходимости окормляться у епископа Павла (Кратирова), также отошедшего от митрополита Сергия (Страгородского).

В 1929 г. о. Григорий вновь выехал в Ленинград. Впоследствии он вспоминал: «Летом 1929 г. я узнал о постановлении м[итрополита] Сергия, в котором говорилось, что отошедшие от него епископы и клирики запрещены, а миряне отлучены от церковного общения, что таинств, совершаемых нами, признавать не следует, что, напр[имер], крещенных нами следует принимать через таинство миропомазания, что умерших в расхождении с м[итрополитом] Сергием ни в каком случае отпевать не следует и т. д. Словом, самим м[итрополитом] Сергием узаконялся раскол, проводилась непроходимая грань между ним и отвергавшими его Декларацию, и тем самым отрезывался всякий путь к мирному разрешению того церковного раздора, который произведен м[итрополитом] Сергием и его т. н. „новым курсом“».

Однако встречи с епископом Димитрием (Любимовым), протоиереем Феодором Андреевым и епископом Сергием (Дружининым) не дали протоиерею Григорию полной уверенности в их правоте, не рассеяли всех его сомнений. Узнав, что епископ Дамаскин (Цедрик) вернулся из туруханской ссылки и проживает в Стародубе, он решил написать ему письмо, чтобы получить разъяснения по всем волновавшим его вопросам. «Все, что я слышал об этом епископе, рисовало его с хорошей стороны, как прав[ославного епископа], честного и достойного служителя Православной Церкви… В письме своем… я говорил, что, по моему мнению, тяжелое положение Церкви, смущения и недоумения происходят не столько даже от факта появления Декларации, сколько от полного молчания епископата. Ходят по рукам многочисленные сочинения, в которых декларируется на все лады (так в тексте. — Прим. ред.), но голосом церковного сознания их признать нельзя. Авторитетного же пастырского слова епископов в епархиях не слышно. Паства не знает, как относиться к тем или иным жгучим вопросам церковной жизни, а так как решать их все равно надо, то вся тяжесть падает на плечи неподготовленных и не облеченных церковными полномочиями лиц. Получается картина кажущегося самочинства, при полном отсутствии желания самочинничать. В этом я видел основную тяжесть положения и затем просил еп[ископа] Дамаскина сообщить мне, как он смотрит на то, что происходит в Церкви. Еп[ископ] Дамаскин отвечал мне на это письмо, но этого ответа я не получил. Между тем я очень желал знать мнение его о м[итрополите] Сергии и о должном к нему отношении, т. к., несмотря на мое подчинение епископу Гдовскому, меня часто посещал вопрос: правильно ли я иду? Не ошибаюсь ли я? С одной стороны, сергианцы ожесточенно обвиняли епископов, отошедших от м[итрополита] Сергия, в личных мотивах, с другой, факт наличия целого ряда уважаемых епископов, не солидарных с митрополитом Иосифом, рождал неуверенность в правильности пути, на который стал м[итрополи]т Иосиф. Да и самое его заявление о его отходе от митрополита Сергия носило характер неуверенности…» Чтобы разрешить все эти сомнения, о. Григорий поехал в Стародуб для личной беседы с епископом Дамаскином. В ходе беседы выяснилось, что у о. Григория и епископа Дамаскина во взглядах «незначительная разница, глубоких же и принципиальных расхождений нет». Епископ Дамаскин рассказал о. Григорию, что ему удалось наладить сношения с митрополитом Петром (Полянским) и послать ему через верного человека полную информацию обо всем происходящем в Русской Церкви.

«Через этого посланного митр[ополит] Петр устно передал следующее: „1. Вы, епископы, должны сами сместить митр. Сергия. 2. Поминать митр. Сергия за богослужением не благословляю“». Эти сведения о. Григорий по просьбе епископа Димитрия (Любимова) изложил в письме митрополиту Иосифу (Петровых), жившему в ссылке в Моденском Никольском монастыре. Письмо, датированное 17 сентября 1929 года, не дошло до адресата: в конце ноября владыка Димитрий был арестован в Тайцах, и письмо о. Григория изъяли при обыске в его кабинете.

В январе 1931 г. органами ОГПУ Украинской ССР была «раскрыта и ликвидирована контрреволюционная организация церковников, именовавшая себя „Истинно Православной Церковью“ и ставившая своей конечной целью свержение соввласти путем вооруженного восстания в увязке с интервенцией»: были арестованы 136 человек. Главными обвиняемыми по делу проходили епископ Павел (Кратиров), Иоасаф (Попов) и протоиерей Григорий Гаврилович Селецкий. 22 мая того же года было вынесено обвинительное заключение. Отцу Григорию инкриминировалось «руководство Одесским филиалом к.-р. организации», «руководство к.-р. деятельностью Харьковской, Зиновьевской, Александрийской, Николаевской, Херсонской и Полтавской контрреволюционных групп», а также распространение «к.-р. литературы различных авторов», в том числе «Завещания» епископа Василия (Зеленцова) и «Послания» митрополита Антония (Храповицкого). И, конечно, тесная связь «с Московским и Ленинградским центрами к.-р. организации». Обвиняемый Селецкий виновным себя не признал, с оговоркой: «Признаю себя виновным в ослушании распоряжения словесного о невыезде из Харькова, выразившемся в поездках в Москву, Ленинград и Стародуб». Последовали долгие годы заключения. В 1938 г. о. Иоанна освободили, но вскоре вновь арестовали как «контрреволюционера-рецидивиста». В первый день Пасхи 1940 г. чудом пришло освобождение. После этого о. Иоанн перешел на нелегальное положение и в Киеве тайно принял монашеский постриг от схиархиепископа Антония (Абашидзе) с наречением в честь Пророка и Предтечи Христова Иоанна. Вскоре началась война. Во время немецкой оккупации Украины о. Иоанн в Полтаве восстанавливал женский монастырь под омофором епископа Полтавского Вениамина (Новицкого), с которым был очень близок. При наступлении Красной армии игумен Иоанн вместе с епископом Вениамином и тремя духовными дочерьми покинули Полтаву, зная, что им неминуемо грозят сталинские лагеря, и на открытой платформе товарного поезда эвакуировались на Запад. Немецкий военный поезд шел без остановок в Германию. По мере приближения к границе о. Иоанн и епископ Вениамин все больше ощущали, что не могут уехать из России. Когда поезд проезжал ближайшее к Почаеву место, они оба, не сговариваясь, встали на колени и стали умолять Бога о том, чтобы им остаться в Почаеве. Бог услышал их молитву — поезд стал тормозить. Тогда женщины стали сбрасывать чемоданы на насыпь, затем все спрыгнули с поезда на ходу, после чего поезд, не останавливаясь, стал набирать скорость и ушел в Германию. В Почаеве их встретили с великой радостью, так как епископ Вениамин до войны какое-то время был наместником Почаевской Лавры. После того как фронт ушел западнее Почаева, епископ Вениамин был вызван в Киев и там арестован. Отца Иоанна вызвали на допрос, предложили подписать какие-то бумаги, но он отказался. Арестовывать не стали, но из Почаева выгнали. Игумен Иоанн поселился на окраине Кременца под подписку о невыезде и жил там до самой кончины почти в затворе. Служил литургию дома. Имел духовных детей, почитавших его за старца. Архиепископ Вениамин (Новицкий), вернувшийся из заключения в 1956 г., приезжал к о. Иоанну ежегодно до самой его кончины.

1. Архив УФСБ РФ по СПб. и Ленинградской обл. Д. П-78806. Т. 4. Л. 102–102 об.

2. ЦА ФСБ РФ. Д. Н-7377. Т. 10. Л. 282–283.

3. ЦГА общественных объединений Украины. Ф. 263. Оп. 1. Д. 65744.

4. ЦИА ПСТГУ.

5. Воробьев В., протоиерей, Косик О. В. Слово Местоблюстителя // Вестник ПСТГУ. Сер. 2. Вып. 32. С. 37–69.

6. Емельянов Н. Е. За Христа пострадавшие // Татьянин день. 1998. № 19. С. 13.

7. Шкаровский М. В. Иосифлянство. С. 102–103, 112–116.

8. Шкаровский М. В. Судьбы иосифлянских пастырей. С. 194, 200, 204.

9. Протоиерей Владимир Воробьев.