КОМАРОВСКИЙ Владимир Алексеевич, иконописец
1883, 8 октября — родился в С.-Петербурге в семье графа А.Е. Комаровского, шталмейстера Высочайшего двора и хранителя Московской Оружейной палаты.
Учился в Московском Императорском лицее, затем на юридическом факультете С.-Петербургского университета. Окончив 3 курса, перешел в Академию художеств, но вскоре покинул и ее.
Художник, искусствовед, иконописец, реставратор.
1900-е — участвовал в выставках «Союза русских художников», «Московского товарищества передвижных выставок».
1905 — участвовал в выставках «Нового Общества художников» в С.-Петербурге.
Изучал средневековую живопись в Италии, работал в Париже в мастерской Р. Жюльяна и Ф. Коларосси, в мастерской В. А. Серова.
1910 — трудился над реставрацией икон в Русском музее, изучал технологию иконописи.
1911—1914 — вместе с Д.С. Стеллецким создавал иконостас в древнерусском стиле в храме в имении графа Александра Медема, ныне прославленного в лике святых.
1912, 1 апреля — обвенчан с Варварой Федоровной Самариной.
1913–1915 — вместе с Д.С. Стеллецким трудился над иконостасом для храма во имя преп. Сергия Радонежского на Куликовом поле, в имении Ю. А. Олсуфьева.
1914–1916 — работал во Всероссийском земском союзе по организации лазаретов для раненых в г. Тифлисе.
1917–1923 — жил с семьей в подмосковной усадьбе Самариных Измалково. Работал учителем рисования в начальной школе, расписывал деревянные изделия для Кустарного музея в Москве. Окормлялся у св. прав. Алексия Мечева, настоятеля храма свт. Николая Чудотворца в Кленниках.
1921 (1922?) — арестован в гостях у графа В. А. Михалкова и заключен в Бутырскую тюрьму, в которой провел 2 или 3 месяца. Освобожден «за недостаточностью улик» по ходатайству крестьян, отправленному в ВЧК.
1923 — переехал в г. Сергиев, работал в Комиссии по охране памятников искусства и старины при Сергиевском историко-художественном музее.
1925, май — арестован в пос. Карабаново Владимирской губ.
1925, 19 июня — осужден ОСО при Коллегии ОГПУ за «принадлежность к монархической группировке бывшей аристократии». Приговорен к 3 годам ссылки в Сибирский край.
1925–1928 — находился в ссылке в г. Ишиме.
После освобождения проживал с семьей в с. Федосьино под Москвой, затем выехал в г. Верею.
1930, осень — арестован. Провел 5 недель в московских тюрьмах, осужден не был.
1931–1934 — проживал в подмосковном пос. Жаворонки.
1934, 16 января — арестован и заключен в Лубянскую тюрьму в Москве.
Обвинялся в «принадлежности к церковно-монархической контрреволюционной организации», а также в «недоносительстве на князя М.Ф. Оболенского».
1934, март — освобожден по ходатайству художника П. Д. Корина и писателя М. Горького.
1937, 29 августа — арестован в пос. Жаворонки и заключен в Бутырскую тюрьму.
1937, 3 ноября — осужден тройкой при УНКВД по Московской обл. (по ст. 58-10, 58-11). Приговорен к расстрелу.
1937, 5 ноября — расстрелян и захоронен на Бутовском полигоне.
Летом 1917 г. Владимир Алексеевич и Варвара Федоровна Комаровские с детьми переехали в Измалково — усадьбу Самариных. В скором времени большой, вместительный дом принял лишившихся крова родственников и друзей. Сюда приехали Истомины и Осоргины с детьми, которых учили своими силами (в советскую школу не отдавали). В Измалково гостили, а иногда подолгу жили, скрываясь от преследований ГПУ, именитые люди: бывший министр А.В. Кривошеин, философ князь Е.Н. Трубецкой. Не раз приезжал в Измалково иеромонах Макарий (Телегин), ныне прославленный в лике святых. В 1918–1919 гг. В. А. Комаровский написал Донскую икону Божией Матери, которая была установлена в Измалковской часовне. Двери часовни никогда не закрывались, перед иконой неугасимо горела лампада. В конце 1920-х часовню разрушили, икона пропала. В 1970 г. ее чудом нашла в сарае одного из домов дочь художника Антонина Владимировна. Она выкупила икону и отвезла в Москву, где образ долго реставрировали. После возобновления Данилова монастыря икона была безвозмездно передана братии и по сей день находится в нижней Покровской церкви храма Святых Отцов Семи Вселенских Соборов монастыря.
В 1923 г. Комаровские и их гости были вынуждены покинуть Измалково, в котором распоряжением властей разместилась детская оздоровительная колония. Семью, оставшуюся без крова, приютил в Сергиевом Посаде граф Ю. А. Олсуфьев. Самая светлая комната на втором этаже его дома была отдана под мастерскую Владимира Алексеевича. Вскоре Ю. А. Олсуфьев вместе со священником Павлом Флоренским начал работать в Комиссии по охране памятников искусства и старины Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. В. А. Комаровский также включился в работу Комиссии. Владимир Алексеевич делал для художественного музея акварельные копии старинных миниатюр, тканей, вышивок — памятников древнего шитья XV века. Писал для архитектурного отдела музея виды Лавры, продолжал писать иконы по заказам знакомых. Сделал ряд портретов маслом, в том числе портрет Ю. А. Олсуфьева и два портрета о. Павла Флоренского.
В 1925 г. Владимир Алексеевич был арестован в селе Карабаново Владимирской губернии, куда ездил по хозяйственным делам. В защиту художника выступили архитектор А.В. Щусев, сотрудники музейного отдела Главнауки, группа художников (В. Фаворский, И. Остроухов, П. Нерадовский — хранитель Русского музея в Ленинграде), скульптор Н. Андреев. Около 50 человек крестьян из Переделок, Измайлово и других деревень ходатайствовали об освобождении бывшего учителя рисования, доказывая, что «никаких противозаконных действий за ним не замечалось». Но сам обвиняемый отрезал себе пути к отступлению, показав на допросе, что, по его мнению, «монархия есть та форма государственного устройства, которая одна только может соответствовать нравственному идеалу». После этого Комаровского выслали с этапом в Ишим. В ссылке Владимир Алексеевич для заработка писал портреты обывателей, делал вывески, красил крыши. Это было время расцвета НЭПа, и работа художника-оформителя пользовалась спросом. Временами удавалось отправить небольшую посылку жене и детям. В то же время органы госбезопасности следили, чтобы ссыльный не устроился на постоянное место. В деле Комаровского хранится письмо из ОГПУ в отдел «Хлебопродукта», предписывающее отказать ему в принятии на службу под каким-либо предлогом. Владимира Алексеевича не оставляла тревога о семье. В 1927 г. он писал Варваре Федоровне: «...у меня ужасно мало работы, и не предвидится, и это связано, значит, с полным бессилием и невозможностью тебе помочь, а чувствую каждую минуту, как должна быть велика твоя нужда и как трудно тебе. Я вот прихожу в уныние, когда нет денег и работы, а каково тебе с детьми! Милая моя, дорогая, вся надежда на Бога и добрых людей, которых все-таки много... Я верю, что Господь и Божия Матерь, которые столько уже нам дали милости, и теперь не оставят нас».
В условиях ссылки В. А. Комаровский написал ряд картин «в иконописном стиле» и несколько больших портретов, (в частности, портрет Ю. А. Олсуфьева, выполненный по памяти); все эти работы впоследствии пропали. Весной 1928 г. истекал срок ссылки В. А. Комаровского, а в мае в Сергиевом Посаде прошли массовые аресты. Варвару Федоровну не арестовали по чистой случайности: в ночь арестов она была в Москве. Утром, на пути с вокзала домой, она встречала знакомых, здоровалась с ними, не сознавая, что они арестованы и их ведут в тюрьму. Дома дети сказали, что за ней приходили; Варвара Федоровна сразу же уехала. Когда вернулся Владимир Алексеевич, Комаровские поселились в селе Федосьино близ Измалкова. Здесь у них родился четвертый ребенок — сын Федор.
В конце 1928 г. Владимир Алексеевич получил заказ на роспись московского храма Софии Премудрости Божией и примыкающего к нему надвратного храма во имя иконы Божией Матери «Взыскание погибших» на Софийской набережной. Настоятелем храма в то время был священник Александр Андреев (впоследствии священномученик). Комаровский работал над росписями целыми днями, а иногда и ночами. Отдыхал здесь же, в небольшой ризнице храма. В этот период им была написана Донская икона Божией Матери для церкви села Ахтырка. В конце 1929 г. священник Александр Андреев был арестован и сослан, церковь закрыли. В домашнем архиве Комаровских сохранилось несколько акварельных эскизов и фотографии храмовых росписей. Сами росписи, покрытые слоями побелки, долгие годы считались утраченными. В начале 2000-х гг. реставраторам удалось расчистить росписи свода и несколько фрагментов на стенах. По просьбе настоятеля храма протоиерея Владимира Волгина была проведена экспертиза. В заключении эксперта говорится: «Сохранившиеся фрагменты росписи храма должны рассматриваться как уникальный памятник русского церковного искусства XX века и как реликвия Церкви, достойная особого поклонения».
Весной 1930 г. В. А. Комаровский чудом избежал ареста: когда за ним приехали, незаметно вышел из дома и скрылся в лесу, где и провел ночь. Простудился и заболел воспалением легких. Лежал он не дома, а у своих родственников Самариных в Москве на Поварской улице. Однажды услышал разговор с улицы, понял, что за ним следят, тут же больной уехал в Верею к Марии Федоровне Мансуровой и жил там несколько месяцев. В Верее он встретился с о. Сергием Мечевым, будущим священномучеником. Итогом духовного общения с ним стало письмо, адресованное о. Сергию, — теоретическая работа «Письмо об иконописи». В подготовке этого труда значительную роль сыграл священник Павел Флоренский, принимавший деятельное участие в обсуждении и окончательном редактировании текста.
В начале 1931 г. Комаровские переехали в дачный поселок при станции Жаворонки Белорусско-Брестской железной дорогии поселились в одном доме с семьей Оболенских. Владимир Алексеевич работал в издательствах, а также как художник-декоратор: выполнял по эскизам Е.Е. Лансере роспись плафона ресторана на Казанском вокзале, сделал панораму Москвы для Геологического музея, серию декоративных панно для детского санатория «Ярополец», картины «Сказки Пушкина» для павильона в Измайловском парке. В домашнем архиве Комаровских сохранились замечательные эскизы декоративного плафона для аптеки на Пушкинской площади (этот дом был позже снесен), эскизы росписи для актового зала Московского государственного университета на Моховой. В 1936 г. Комаровский расписал кладбищенский храм в городе Рязани.
В начале 1930-х гг. тяжело заболела Варвара Федоровна. Болезнь быстро развивалась, привела к парализации и полной неподвижности. Владимир Алексеевич ухаживал за ней, буквально кормил с ложечки. Когда за ним пришли в последний раз, старший сын Комаровских Алексей находился в лагере, младшему было восемь лет, дочери были совсем юными. Уходя, Владимир Алексеевич сказал жене и детям: «Молитесь Божией Матери».
На допросах В. А. Комаровский отрицал возводимую на него клевету (его обвиняли в принадлежности к «контрреволюционным, фашистским террористическим организациям, руководимым белоэмигрантами»). На вопрос о политических убеждениях ответил: «Я верующий, православный человек, признающий старую Церковь тихоновского направления. С политикой советской власти имею расхождение только в вопросах религии и Церкви. Я считаю истинной христианскую религию, т. е. то, что советская власть не признает и с чем она идейно борется». По делу мифической «контрреволюционной не легальной монархической организации церковников — последователей „ИПЦ“» были привлечены также священномученик Владимир Амбарцумов и глубоко верующий мирянин Сергей Михайлович Ильин. Все трое получили одинаковый приговор и были расстреляны в один день.
Варвара Федоровна Комаровская с детьми еще около года жила в Жаворонках, потом хозяева их выселили. Она поселилась с младшими детьми в Верее и скоро слегла совсем. Голицыны, жившие в Дмитрове, помогли Комаровским найти жилье в этом городе. Умерла Варвара Федоровна во время войны.
1. ГА РФ. Ф. 10035. Оп. 1. Д. П-63970.
2. ЦА ФСБ РФ. Д. П-63970. Л. 180–183.
3. Бутовский полигон. Вып. 2. С. 185.
4. Головкова Л. А. Мученик, иконописец, художник // Церковный вестник. 2003. № 1-2. С. 22–23.
5. Комаровская А.В. Владимир Алексеевич Комаровский // Хоругвь. 1993. Вып. 1. С. 39.
6. Православная энциклопедия. Т. 36. С. 500–503.
7. Русская Голгофа. Бутово. С. 39, 147.
8. Смирнова Т.В. Под покров Преподобного. Сергиев Посад, 2007. С. 36–54.