ЗАЛЕССКИЙ Владимир Евгеньевич

1881, 30 июля — родился в г. Смоленске в дворянской семье.

1913 — окончил Московское высшее техническое училище.

1915–1917 — участвовал в боевых действиях, состоял начальником дорожного отряда в ведении Управления военных сообщений. Некоторое время служил в ставке Верховного Главнокомандующего по проектированию мостов.

1917, осень — вывел подчиненный ему отряд в г. Смоленск.

Работал на Рижско-Орловской ж. д. начальником службы по заготовке топлива.

1920 — зам. начальника Западного фронтстроя.

Занимался ремонтом и строительством мостов, дорог и зданий в прифронтовой полосе во время войны с Польшей. Преподавал в Смоленском политехническом институте.

1921–1922 — зав. отделом промышленности Совнархоза, депутат Смоленского облсовета.

Член комиссии Смоленского соборного приходского братства.

1922, 20 марта — арестован и заключен в Заднепровскую тюрьму г. Смоленска.

Привлечен по делу «об изъятии церковных ценностей» вместе с епископом Смоленским Филиппом (Ставицким).

1922, 1 июня — освобожден до суда.

1922, 1 августа — взят под стражу и доставлен в суд.

1922, 24 августа — осужден военной коллегией Верховного трибунала ВЦИК якобы за «связь с заграницей и организацию мятежа в Смоленском соборе». Приговорен к расстрелу.

1922, 2 октября — расстрелян и погребен в овраге неподалеку от старой Киевской дороги.

12 марта 1922 г. председатель Смоленского губисполкома устроил заседание для переговоров с членами Смоленского соборного братства о порядке изъятия церковных ценностей из собора. Владимир Залесский, защищая интересы Церкви, высказался против изъятия таких священных предметов, как Святая Чаша и напрестольный крест, и предложил властям брать все, что угодно, взамен. На участников заседания завели дело и передали его в Москву. Главной фигурой процесса сделали В. Е. Залесского. Из воспоминаний сестры Владимира Евгеньевича Марии Евгеньевны Мирчинк: «Мой брат знал, что ему угрожает большое наказание, но он совершенно не понимал, за что. Он был религиозен. Когда на собрании религиозных людей совместно с председателем Губисполкома на вопрос: хочет ли религиозная община отдать церковное имущество — он совершенно искренне ответил, что среди этого имущества есть предметы, которые для христианина священны, — Чаша и крест, и что их отдать тяжело. Он, конечно, ни в каких организациях, враждебных правительству, не участвовал, в жизни своей он был предельно честен, скромен и демократичен. Все свои силы, все свои знания он вкладывал в работу, желая этим способствовать восстановлению порядка и благосостояния своей Родины. В чем же было его преступление? Когда ему предлагали защитника, он отказался, говоря: „Ведь я же ни в чем не виноват“. Это было его глубокое убеждение». Два месяца до суда Владимир Евгеньевич много работал, чтобы обеспечить семью на то время, когда он будет в заключении. Из воспоминаний М. Е. Мирчинк: «Ночью он очень много молился. Его жена ждала ребенка, который родился 22 июля, за неделю до суда. Это было последнее радостное событие в жизни моего брата. 30 июля Сашеньку крестили, а 1 августа утром явились, взяли брата под стражу и увели на суд. Суд был гласным, показательным. На суд билеты были розданы преимущественно рабочим... Инсценировка этого процесса состояла главным образом в том, чтобы показать народу, кто является его врагами, по вине кого происходят те бедствия и лишения, которые он терпит». Председателем на суде был В. В. Сорокин, общественным обвинителем — П. А. Красиков. Процесс широко освещался прессой. Своим поведением на суде В. Е. Залесский возмущал судей: «Ему грозит смертная казнь, а он не раскаивается и отвечает: „Да, верую“ — и делает крестное знамение». Из 47 обвиняемых смертный приговор вынесли, помимо В. Е. Залесского, еще троим. Остальные подсудимые, в их числе епископ Филипп (Ставицкий), были полностью оправданы. После оглашения приговора осужденных отделили от остальных, идущих на свободу. Владимир Залесский подошел проститься к архиерею и получил от него благословение. Смертников перевели в тюрьму, называемую «Американкой», за костелом. Целый ряд учреждений послал в Москву просьбу о помиловании Владимира Евгеньевича. За него просили студенты Политехникума и рабочие предприятий, ему подведомственных. Исполнение приговора отложили. Окончательное решение по делу было подписано в Москве 30 сентября членами Президиума ВЦИК. Калинин, подписывая, сказал: «Красин хлопочет за него как за выдающегося инженера, но он нам вреден как человек». Из воспоминаний М. Е. Мирчинк: «2 октября в 3 часа дня брат был во дворе тюрьмы с некоторыми другими заключенными; он что-то там чинил, когда подъехал „черный ворон“ и вышла стража. Их, четырех смертников, вызвали и начали читать им приговор. Потом, как полагалось, список всех их личных вещей (одежды), которые будут возвращены их родственникам после их смерти. В конце этого списка они должны были расписаться. Как говорили очевидцы, мой брат во время этой процедуры был совершенно спокоен и безучастен. Он обратил свои глаза к небу. Их посадили в „черный ворон“ и повезли по Старой Киевской дороге… Через некоторое время „черный ворон“ сломался, и они продолжали путь пешком. Место казни было в овраге, поросшем по склонам ольховыми кустами… Брат попросил разрешения помолиться. Он стал на колени и так углубился в молитву, что его товарищи смертники стали его торопить. Тогда он поцеловал землю и, обратясь к своим убийцам, сказал: „И вашей советской власти я не хотел никакого зла, но, если и сделал зло, пусть простят меня“, — и после этого он сказал: „Я готов“. Он упал сразу…»

1. Воспоминания М. Е. Мирчинк (урожденной Залесской) // Материалы Богословской конференции ПСТГУ. М., 1997. С. 217–228.

2. Турбина Любовь Николаевна (внучка).